П Р Е С С А
АЛЕКСАНДРА ЗАХАРОВА
От деревенской Фимки до императрицы Екатерины Первой
Журнал «Лица», апрель 2001, ТАТЬЯНА СЕКРИДОВА
По признанию Александры Захаровой, минувший год – первый год нового тысячелетия – принес ей столько радостей, что было жалко с ним расставаться. Еще бы: собрать такой урожай наград удается не каждому. Ей присвоили звание народной артистки России, затем она получила премию «Хрустальная Турандот» за роль Екатерины Первой в спектакле «Шут Балакирев» как за лучшую роль театрального года. Да еще по опросам нескольких популярных изданий была признана лучшей актрисой сезона!..
– Самое, конечно, главное – то, что я получила роль Екатерины Первой в премьерном спектакле нашего театра «Шут Балакирев». Мне кажется, что этот спектакль стал новым этапом театра. Да и вообще выходить на сцену с такими актерами, как Олег Иванович Янковский, Николай Петрович Караченцов, Александр Викторович Збруев, Татьяна Кравченко и Саша Лазарев – просто подарок судьбы.
Можно, наверное, было бы и подумать: мол, лукавит режиссерская дочка. Но почему тогда больше десяти лет эта самая «режиссерская дочка» пробивалась к главным ролям ленкомовского театра, перекочевывая после десяти лет работы из одной массовки в другую? И первым предложил ей серьезную роль – Офелию в «Гамлете» – вовсе не отец, а Глеб Панфилов?.. И почему после успешного окончания театрального училища она отвергла заманчивые предложения нескольких столичных театров и отправилась именно в «Ленком»?
– Я пошла в «Ленком», потому что грезила этим театром.
– И как вживались в его суперзвездный коллектив?
– Вы знаете, я ведь не была «пиратом», который сразу захватил все главные роли театра. Сначала, в течение десяти лет, я бегала в массовке... И терпеливо отработала эти годы, пока однажды в темноте меня не огрели по голове табуреткой, которую я выносила для Николая Караченцова в спектакле «Тиль»... После этого решила, что хватит, пора писать заявление об уходе. Мне его, к счастью, не подписали. И перевели из одной массовки в... другую – в танцевальную – в спектакле «Звезда и Смерть Хоакина Мурьеты». Но и это для меня было подарком – я уже плясала на виду у публики. А потом уже Глеб Панфилов ставил «Гамлета»...
– Неужели не было никаких интриг, недоброжелателей?
– Вообще-то я не знаю, есть ли у меня враги-недоброжелатели... Но в этой связи мне очень понравился ответ Никиты Сергеевича Михалкова на вопрос, есть ли у него завистники. Он ответил: «Надеюсь...» Услышав это, я прямо-таки взвизгнула от восторга. Ведь если тебе никто не завидует и у тебя нет врагов, значит, ты ничего серьезного не сделал, ты не опасен, ты не сильная рыба. Плаваешь себе и плавай – никому ты не интересен...
– Иными словами, вам в театре вполне комфортно?
– Я счастлива, что в нескольких спектаклях работаю вместе с Олегом Ивановичем Янковским. Это удивительный актер: очень тонкий, мудрый, изначально положительно, по-доброму относящийся к людям. В работе он может подсказать то, что не подскажет никто. И я очень ему верю. Хотя с ним мне иногда бывает страшновато выходить на сцену: он ведь все время разный. И тебя это заставляет постоянно держать форму.
– Есть ли в театре люди, на которых вы стопроцентно можете положиться?
– Да! Марк Анатольевич Захаров!
– В этой связи вам легко было поступать в театральный институт?
– Пожалуй, нет. Но целый ряд комплексов из-за фамилии у меня был. Я поступала на курс Катина-Ярцева. И читала из «Преступления и наказания» разговор Сонечки с Раскольниковым, когда она говорит ему, что надо покаяться: «...Выйди на перекресток и скажи: «Я убил...» И у Юрия Васильевича на глазах навернулись слезы...
– Кстати, говорят, что он, делясь своими впечатлениями от экзаменов с кем-то из приемной комиссии, сказал, что среди абитуриентов есть дочь Марка Захарова, которая, к счастью, оказалась способной, талантливой девочкой...
– Мне тоже потом передали эти его слова. И я очень благодарна судьбе за то, что она дала мне возможность учиться у этого великого педагога. Это был его последний курс. Он как отец родной носился с каждым своим студентом (а нас было сорок человек). Каждому успевал сделать замечания, объяснить, чего тому не хватает. Позаботился обо всех своих выпускниках, чтобы никто не остался на улице, без работы...
А комплекс фамилии постепенно развеялся. Я очень горжусь своим отцом, потому что мой отец – гений! И очень бы хотела быть на него похожей. Хотела бы иметь такой же ироничный взгляд, такую же мудрость и остроумие. Хотя внешне, надеюсь, похожа на маму. Считаю ее самой красивой женщиной на земле и самой мудрой.
– Вы с мамой подруги?
– Надеюсь... Я очень люблю режиссера Эльдара Александровича Рязанова. И в его фильме «Служебный роман» гениально играет Алиса Бруновна Фрейндлих. И ее героиня говорит там такую фразу: «Когда-то у меня была подруга... Но я ликвидировала всех своих подруг!..» Так вот, кроме мамы, у меня есть только один дружочек – это Маша Курилко, дочь знаменитого художника, академика Михал Михалыча Курилко-Рюмина. А вообще я считаю, что, по большому счету, в жизни можно рассчитывать только на себя и на людей, близких по крови. Наверное, к ним можно предъявлять какие-то претензии, на них можно обижаться, им можно все (!) прощать. Абсолютно все! Потому что они – родная кровь. А все остальное – окружение... К нему нужно относиться уважительно.
– Вы, наверное, тоже рисуете?
– Нет. Однажды ко мне пришла журналистка из какого-то женского журнала и стала спрашивать: «Вы шьете?» Отвечаю: «Нет». «Готовите?» – «Нет». «Может быть, вяжете?» – «Нет». – «Хорошо, я приду к вам как-нибудь в другой раз...» Что поделаешь – ну нет у меня никакого хобби. Я просто очень люблю свою профессию. А еще очень люблю читать книжки. Причем разные. Меньше читаю романы. И не люблю детективы. Хотя в кино к этому жанру отношусь с большой симпатией.
– У вас было счастливое детство? Или в связи с актерской профессией родителей вы были брошены на бабушек-дедушек?
– Хорошее у меня было детство! И я не была брошенной, наоборот, я все время была при маме. Она таскала меня за собой в театр. Я росла за кулисами. Более того, когда в наш дом приходили гости (и Тарковский, и Владимов, и Миронов, и разные другие интересные люди), меня всегда сажали с ними за один стол, и я слушала все их взрослые разговоры. И рано начала читать философские книжки из отцовской библиотеки, которых там было огромное количество. Лет в 13–14 прочла Бердяева, Соловьева, Канта...
– Вы считаете себя маминой дочкой или папиной?
– Когда была маленькой, мы жили в актерском доме, и в лифте меня кто-нибудь всегда спрашивал: кого я больше люблю – маму или папу? Так вот, в зависимости от того, чьи это были друзья, я и отвечала... Пока родители не внушили мне, что надо отвечать: обоих! Много лет назад, когда театр был на гастролях в Молдавии, я бегала по пляжу. И вдруг актер нашего театра Всеволод Дмитриевич Ларионов закричал: «Смотрите-смотрите, на Марковом туловище Нинкина голова бежит!..»
– Актерская профессия слишком зависимая. И чтобы удержаться на плаву, нужно быть очень сильной. Вы считаете себя сильной или слабой?
– Как у Шекспира: наша сила – в нашей слабости... Хотя я – человек не слабый.
– А какой хотелось бы быть?
– Разной! И желательно не повторяться. Надо стараться быть ни на кого не похожей. Со своей индивидуальностью, своим взглядом на жизнь. Профессии сейчас можно научить любого человека. Гораздо важнее, что у тебя внутри, какова твоя позиция, есть ли стержень, не равнодушен ли ты?..
– Есть ли у вас самое любимое место на земле?
– Я люблю Москву. А в последнее время она стала просто необыкновенно красивой. И во многом благодаря Юрию Михайловичу Лужкову. Я считаю его просто грандиозным человеком! Знаете, вот когда едешь от Пушкинской площади вниз по Тверскому бульвару – это просто фантастика. А по Тверской!.. Отец мне говорит: «Смотри, прямо как на Елисейских полях!..» А мне кажется, еще круче! Елисейские поля просто отдыхают... А какой красавицей Москва была на Рождество, на Новый год!.. Ах! Просто дух захватывает... И можно зайти в любое кафе – их стало много, посидеть-поговорить за чашечкой кофе – везде уютно и комфортно. И уже никто не смотрит на тебя, как на белую ворону...
Еще я люблю Подмосковье. А детство провела в Щелыкове, где усадьба Островского, это за Волгой, за Кинешмой, где Ярилина долина... Там бескрайние живописные поля, там низкое-низкое небо. И помню, маленькой ложишься на спину в траву, и такое ощущение, что небо вот оно – прямо перед тобой... Эти места просто зачаровывают. И лес там какими-то странными полосами – настоящий зачарованный лес.
– Вы любите уединение?
– Да, мне это крайне необходимо для восстановления. Этого требует профессия. Профессия требует огромного количества эмоций. Поэтому в повседневной жизни стараешься не особенно «затрачиваться» эмоционально. Я люблю хорошую компанию, но недолго.
– Есть ли для вас разница в понятиях одиночество и уединение?
– Да все мы в этой жизни одиноки!.. И рождаемся одни, и умираем одни.
– Знакомо ли вам состояние безысходности? Безденежья? Тупика?..
– Конечно. Вообще по натуре я оптимист. И из такого состояния стараюсь побыстрее себя вытащить: и мозгами, и аутотренингом... Нет, нельзя, нельзя впадать в уныние. Уныние – это грех! Большой грех.
А безденежье... Я, помню, была совсем маленькой, родители – оба актеры, зарплата у обоих – крошечная. Денег на жизнь очень часто не хватало. Иногда даже на хлеб. Однажды мама обращается к отцу со словами, что в доме пусто, надо что-то купить. На что он отвечает: «Нина, а у меня нет денег...» Слышу ее ответ: «Марк, и у меня нет...» И тут врываюсь пятилетняя я со словами: «Вообще-то у меня есть деньги!» Слышу удивленное: «Сашенька, откуда?» – «Накопила!.. Брала понемножку с папиного стола да из бабушкиного буфета...» – и выдала своим родителям десятку, чтобы дотянуть до зарплаты. А по тем временам это были довольно большие деньги.
Помните, у Чехова в «Чайке»: «Пока живой – все хорошо!» Надо радоваться этому. И это уже состояние мудрости, когда ты радуешься небу, птичкам, ручейку, который журчит где-то рядом... Когда ты рад, что близкие и родные живы-здоровы... Вообще в нашей жизни все так эфемерно! Жизнь ведь переменчива, и никому не известно, что с нами будет завтра... На сегодняшний день я – счастливый человек: я играю главные роли в лучшем театре Москвы, работаю у гениального режиссера и с лучшими актерами. Близкие и родные мне люди, слава Богу, живы и здоровы.
|
|
|
